– Могу я говорить о доне Хенаро и его дубле? – спросил я.
– Это зависит от того, что ты хочешь сказать о нем, – ответил он. – ты хочешь индульгировать замыкаться (на центре разума, который в данном случае сконцентрирован исключительно на здавомыслящих объяснениях, которые в свою очередь опираются на инвентарный список) в том, что ты в замешательстве?
– Я хочу индульгировать в объяснениях, – сказал я. – я в замешательстве потому, что не смел прийти тебя увидеть и не мог поговорить о своих затруднениях и сомнениях с кем-либо.
– Разве ты не говоришь со своими друзьями?
– Я говорю, но как они могут мне помочь?
– Я никогда не думал, что тебе нужна (нужда как некая недостаточность, недостаточность как мысленные конструкции, делающие проблему. Хотя бывают другого типа нужда - например в отвертке, или шатающуюся стремянку подержать, или когда двуручная пила, или когда на космическом корабле пилот есть, а стрелка нет) помощь. Ты должен культивировать чувство, что воин не нуждается ни в чем(нужда как состояние и мысли озабоченности). Ты говоришь, что тебе нужна помощь. Помощь в чем? У тебя есть все необходимое для того экстравагантного путешествия, которым является твоя жизнь. (Если сказать не так поэтично, а по простому: ты живой, значит у тебя всё есть).Я пытался старался научить тебя тому, что реальным опытом должен быть человек, и что то, что важно, так это быть живым. Жизнь – маленькая прогулка, которую мы предпринимаем сейчас, жизнь сама по себе достаточна, сама себя объясняет и заполняет.
Воин понимает это и живет соответственно. Поэтому можно сказать, без предвзятости, что опыт всех опытов – это быть воином.
Казалось, он ждал, что я что-нибудь скажу. Я секунду колебался. Я хотел тщательно подобрать слова.
– Если воину нужно утешение (воин, человек знания, это в первую очередь люди! И ничто человеческое им не чуждо, просто они не загоняются), – продолжал он. – он просто выбирает любого и выражает этому человеку все детали своего замешательства. В конце концов воин не ищет того, чтобы его поняли или помогли (повторю, что не испытывает состояния нужды, как жертва) . Говоря, он просто снимает с себя свой груз. Но это при том условии, что у воина есть талант к разговору. Если у него нет такого таланта, то он не говорит ни с кем. Но ты живешь не совсем как воин, по крайней мере пока что. И провалы, которые ты встречаешь, должны действительно быть монументальными. Я тебе сочувствую.
Он не был рассеянным или поверхностным. Судя по участию в его глазах, казалось, он находился здесь сам собой. Он поднялся и погладил меня по голове. Пройдя взад-вперед по веранде, он спокойно осмотрел чапараль вокруг дома. Его движения пробудили во мне чувство беспокойства.
Для того, чтобы расслабиться, я начал говорить о своей проблеме. Я чувствовал, что для меня уже абсолютно поздно притворяться невинным наблюдателем. Под его руководством я натренировался достигать странных восприятий, таких как «остановка внутреннего диалога» и контролирование своих снов. Это были такие моменты, которые нельзя было подстроить или сбросить с весов. Я следовал его советам, хотя и не всегда буквально, и частично преуспел в разрушении распорядка дня, принятия ответственности за свои поступки, стирании личной истории и, наконец, пришел к тому, что несколько лет назад приводило меня в ужас. Я смог оставаться один без нарушения моего физического или эмоционального самочувствия. Пожалуй, это был мой единственный наиболее поразительный триумф. С точки зрениях моих прежних предположений и настроений, находиться в одиночестве и «не сойти с ума» было немыслимым состоянием. Я остро чувствовал все изменения, которые произошли в моей жизни и в моем взгляде на мир. И я осознавал также, что быть настолько затронутым откровением дона Хуана и дона Хенаро о дубле, является в какой-то мере чрезмерным.
– Что со мной не так, дон Хуан? – спросил я.
– Ты индульгируешь, – бросил он. – ты считаешь, что индульгировать в сомнениях и размышлениях(тупить), это признак чувствительного человека. Что ж, истина состоит в том, что ты дальше всего находишься от того, чтобы быть чувствительным. Поэтому зачем же притворяться? Я говорил тебе в тот день, что воин принимает в смирении то, что он есть.(принимает в смирении как стартовую площадку, для дальнейших действий)
– Твои слова звучат так, как если бы я намеренно вводил себя в заблуждение, – сказал я.
– Мы намеренно вводим себя в заблуждение (реально люди тупят по собственным командам), – сказал он. – мы осознаем свои поступки.(в глубине, можно даже сказать где-то очень глубоко) Наш умишко намеренно превращает себя в монстрагиганта всемогущего, главного и вездесущего, которым он себя считает. Однако, он слишком мал для такой большой формы.(для всей структуры и функционала энергетической структуры человека. Т.е существуют разные центры отвечающие за разный функционал, который зачастую весь себе приписывает умишко: и чувствует умишко и сны видит умишко скажу по сикрету что умишко видиние за мысли свои может выдавать, и волевые проявления, тоже умишко себе приписал)
Я объяснил ему, что моя проблема, пожалуй, более сложна, чем то, во что он ее превращает.
Я сказал, что до тех пор, пока он и дон Хенаро были людьми, подобными мне, их высший контроль делал их моделями для моего собственного поведения. Но если они являются людьми в сущности совершенно отличными от меня, то я не могу больше воспринимать их как модели, а только как странности, которым я, конечно, не могу подражать.
– Хенаро – человек, – сказал дон Хуан ободряющим тоном. – правда, он уже больше не такой же человек как ты, но это его достижение и это не должно возбуждать в тебе страх. Если он другой, то тем больше причин восхищаться им.
– Но его отличие, это нечеловеческое отличие, – сказал я.
– А что же, ты думаешь, это есть? Различие между человеком и лошадью?
– Не знаю, но он не такой как я.
– Однако, одно время он был таким.
– Не могу ли я понять его изменения?
– Конечно, ты сам меняешься.
– Ты хочешь сказать, что я разовью дубля?
– Никто не развивает дубля. Это просто способ говорить об этом. Ты из-за всех своих разговоров, являешься мешком слов. Ты – в сетях их значений. Сейчас ты думаешь, что дубля развивают какими-нибудь злыми чарами, я полагаю. Все мы, светящиеся существа, имеем дубля. Все мы! Воин учится осознавать это, и все. Есть, видимо, почти непереходимые барьеры, охраняющие это осознание, но этого можно было ожидать. Эти барьеры являются тем, что делает такое осознание уникальной задачей.