— Это объяснение магов. Нагваль невыразим. Все возможные ощущения и существа и личности плавают в нем, как баржи, мирно, неизменно, всегда. Затем клей жизни связывает их вместе. Ты сам обнаружил это прошлой ночью. А также Паблито. И также Хенаро, когда он первый раз путешествовал в неизвестное. И также я. Когда клей жизни связывает эти чувства вместе, создается существо, которое теряет ощущение своей истинной природы и становится ослепленным сиянием и суетой того места, где оно оказалось, тоналем. Тональ — это то, где существует всякая объединенная организация. Существо впрыгивает в тональ, как только сила жизни свяжет все необходимые ощущения вместе. Я однажды говорил тебе, что тональ начинается с рождением и кончается смертью. Я сказал это, потому что знаю, что как только сила жизни оставляет тело, все эти единые осознания распадаются и возвращаются назад, туда, откуда они пришли — в нагваль. То, что делает воин, путешествуя в неизвестное, очень похоже на умирание, за исключением того, что его клубок единых ощущений не распадается, а расширяется немного, не теряя своей целостности. В смерти, однако, они тонут глубоко и более независимо, как если бы они никогда не были единым целым.

Дон Хуан и дон Хенаро уселись на концах полумесяца, а затем они начали двигаться перед нами, как если бы между двумя концами был какой-то рельс. Рельс, который они использовали для того, чтобы менять свое положение туда и сюда с одного конца на другой. От их движения у меня закружилась голова. Они, наконец, остановились рядом с Паблито и начали шептать ему на ухо. Через секунду они поднялись все трое сразу и пошли по краю утеса. Дон Хенаро поднял Паблито как если бы тот был ребенком. Тело Паблито было твердым как доска. Дон Хуан держал Паблито за щиколотки. Они раскачали его, видимо, чтобы набрать инерцию и силу, а затем отпустили, забросив его тело в бездну через край куста. Я видел тело Паблито на фоне темного западного неба. Оно описывало круги точно так же, как раньше это делало тело дона Хуана. Круги были медленными. Паблито, казалось, набирал высоту вместо того, чтобы падать вниз. Затем круги стали ускоряться. На секунду тело Паблито завертелось как диск, а затем растаяло. Я воспринял это так, как будто он исчез в воздухе. Дон Хуан и дон Хенаро подошли ко мне, опустились на корточки и начали шептать мне в уши. Каждый из них говорил разное, однако я не имел затруднений в том, чтобы следовать их командам. Казалось, я был расщеплен в тот же момент, когда они издали свои первые слова. Я чувствовал, что они делают со мной то же самое, что они делали с Паблито. Дон Хенаро раскрутил меня, а затем у меня было совершенно сознательное ощущение вращения или парения на какой-то момент. Затем я несся сквозь воздух, падая вниз на землю с огромной скоростью. Падая, я чувствовал, что моя одежда срывается с меня, затем мое мясо слетело с меня, и, наконец, что мое тело расчленилось. Я потерял свой чрезмерный вес, и таким образом мое падение потеряло свою инерцию, а моя скорость уменьшилась. Мое снижение было больше пикированием. Я начал двигаться взад-вперед, как листик, затем моя голова лишилась своего веса, и все, что осталось от «меня», был квадратный сантиметр огорченного тонкого галькоподобного осадка. Все мое чувство было сконцентрировано здесь.
Затем неприятный осадок, казалось, взорвался на тысячи кусков. Я знал или что-то где-то знало, что я осознаю тысячи кусочков как один. Я был самим осознанием. Затем какая-то часть моего осознания начала собираться. Она росла, увеличивалась. Она стала локализованной, и мало по малу я обрел чувство границ сознания или чего бы то ни было. И внезапно тот «я» с которым я был знаком, превратился в захватывающий вид всех вообразимых комбинаций «прекрасных» видов. Это было, как если бы я смотрел на тысячи картин мира, людей и вещей.
Затем сцена стала туманной. У меня было ощущение, что сцены проносятся перед моими глазами на более высокой скорости, пока я ни одну из них не мог уже выделить для рассмотрения. Наконец, стало так, как будто бы я рассматриваю всю организацию мира, катящуюся перед моими глазами неразрывной бесконечной цепью.
Внезапно я опять оказался стоящим с доном Хуаном и доном Хенаро на скале. Они прошептали, что выдернули меня назад, и что я был свидетелем неизвестного, о котором никто не сможет разговаривать. Они сказали, что собираются швырнуть меня в него еще раз и что я должен позволить развернуться крыльям своего восприятия так, чтобы они коснулись одновременно и тоналя и нагваля, а не бросались от одного к другому.
У меня опять было ощущение, что меня раскрутили, бросили, ощущение падения, вращения на огромной скорости. Затем я взорвался, я распался. Что-то во мне поддалось. Оно освободило что-то такое, что я всю свою жизнь держал замкнутым. Я полностью осознавал тогда, что затронут мой секретный резервуар и что он неудержимо хлынул наружу. Больше не существовало сладкого единства, которое я называл «я». Не было ничего, и, тем не менее, это ничто было наполнено. Это не была темнота или свет. Это не был холод или жара. Это не было приятное или неприятное. Не то, чтобы я двигался или парил, или был неподвижен. И не был я также единой единицей, самим собой, которым я привык быть. Я был миллиардами частиц, которые все были мной. Колонии раздельных единиц, которые имели особую связь одна с другой и могли объединиться, чтобы неизбежно сформировать единое осознание, мое человеческое осознание. Не то, чтобы я «знал» вне тени сомнений, потому что мне нечем было «знать», но все мое единое осознание «знало», что «я» и «меня» знакомого мира было колонией, конгломератом раздельных и независимых ощущений, которые имели неразрывную связь одно с другим. Неразрывная связь моих бесчисленных осознаний, то отношение, которое эти части имели одна к другой, были моей жизненной силой.
Способом описать это объединенное ощущение было бы сказать, что эти крупинки осознания были рассеяны. Каждая из них осознавала себя, и ни одна не была более важной, чем другая. Затем что-то согнало их, и они объединились в одно облако, в «меня», которого я знал. Когда «я», «я сам» оказывался таким, то я мог быть свидетелем связных сцен деятельности мира, или сцен, которые относились к другим мирам и которые, я считаю, были чистым воображением, или сцен, которые относились к «чистому мышлению», то-есть я видел интеллектуальные системы или идеи, стянутые вместе, как словесные выражения. В некоторых сценах я от души разговаривал сам с собой. После каждой из этих связных картин «я» распадался опять в ничто.
Во время одной из этих экскурсий в связную картину я оказался на скале с доном Хуаном. Я мгновенно сообразил, что я — это тот «я», с которым я знаком. Я ощущал себя физически как реального. Я скорее находился в мире, чем просто смотрел на него.
Дон Хуан обнял меня, как ребенок. Он посмотрел на меня. Его лицо было очень близко. Я мог видеть его глаза в темноте. Они были добрыми. Казалось, в них был вопрос. Я знал, что это за вопрос. Невыразимое действительно было невыразимым.
— Ну? — сказал он тихо, как если бы ему нужно было мое подтверждение.
Я был бессловесен. Слова «онемелый», «ошеломленный», «смущенный» и так далее ни в коей мере не могли описать моих чувств в данный момент. Я не был твердым. Я знал, что дону Хуану пришлось схватить меня и удерживать меня силой на земле, иначе бы я взлетел в воздух и исчез.
Я не боялся исчезнуть. Меня страстно тянуло в «неизвестное», где мое осознание не было объединенным.
Наваливаясь на мои плечи, дон Хуан медленно привел меня к тому месту, где находился дом дона Хенаро. Он заставил меня лечь, а затем покрыл меня мягкой землей из кучи, которая, казалось, была приготовлена заранее. Он засыпал меня до шеи. Из листьев он сделал мягкую подушку, на которой могла лежать моя голова, и велел мне не двигаться и совершенно не спать. Он сказал, что собирается сидеть тут же и составлять мне компанию до тех пор, пока земля вновь не затвердит мою форму.
Я чувствовал себя очень удобно и почти необоримо хотел спать. Дон Хуан не позволял мне. Он требовал, чтобы я разговаривал о чем угодно под солнцем, коме того, что я испытал.

слои луковицы
– Нагваль говорил, что когда наши слои разделяются, мы умираем, – сказала Ла Горда. – Встряски всегда разделяют их, но они соединяются снова. Однако иногда встряска бывает такой сильной, что слои высвобождаются и больше не могут соединиться.

– Ты когда-нибудь видела слои. Горда?

– Конечно. Я видела человека, умиравшего на улице. Нагваль говорил мне, что и ты однажды нашел такого, но ты не видел его смерть. Нагваль заставил меня видеть слои умиравшего человека. Они были подобны шелухе луковицы. Когда человеческие существа здоровы, они похожи на светящиеся яйца, но если они повреждены, то начинают шелушиться, как луковицы.

Нагваль рассказывал мне о твоем втором внимании. Иногда оно было таким сильным, что само выходило наружу. Они с Хенаро вдвоем должны были удерживать тебя, иначе ты бы умер. Именно поэтому он рассчитывал, что твоего запаса энергии достаточно, чтобы извлечь из себя нагваль дважды. Но ты превзошел его ожидания и сделал это трижды. Теперь ты исчерпан. У тебя нет больше энергии, чтобы удержать свои слои вместе в случае новой встряски. Нагваль поручил мне заботиться о каждом. Моя забота о тебе сейчас – помочь тебе затянуть свои слои.

Нагваль говорил, что смерть расслаивает их. Он объяснил мне, что центр нашей светимости, – внимание нагваля. – всегда выступает наружу и именно это распускает наши слои. Поэтому смерть может легко войти между ними и полностью разделить их. Маги должны делать все от них зависящее, чтобы держать свои слои закрытыми. Вот почему Нагваль обучил нас сновидению. Сновидение затягивает слои. Маги, научившиеся ему, связывают вместе два свои внимания, и этому центру больше нет необходимости выступать наружу.

– Ты хочешь сказать, что маги не умирают?
– Верно. Маги не умирают.

- Личная сила - это чувство. Что-то вроде ощущения удачи или счастья. Можно назвать ее настроением. Личная сила человека и ее накопление никак не связаны с его происхождением. Я уже говорил, что воин - это охотник за силой. И я учу тебя тому, как на нее охотиться и как ее накапливать. И ты столкнулся с общей для всех нас проблемой - проблемой убежденности. Тебе необходимо твердо верить в то, что личная сила существует, что ее можно использовать и накапливать. Но убежденности в том, что все это - именно так, у тебя до сих пор нет.